Только голуби летают бесплатно - Страница 43

– А откуда у него деньги? На самолеты… на аэропорт?

– У Никитина? Он очень хороший менеджер. Очень жесткий. Он единственный в России создал свою авиакомпанию с нуля.

– Как?

– Он начинал с грузовых рейсов, с челноков. Знаете, это ведь он изобрел систему, когда груз летит отдельно, а челнок – отдельно. Если бы не Вася Никитин, у нас не было бы вещевых рынков.

– Эдуард Викторович, а вот… вы тогда заключили сделку с моим отцом, и он вас обманул. А если бы на вашем месте был Никитин? Он сумел бы получить самолеты?

– Наверное.

– Почему?

– Потому что он моложе. Жестче. Я так не умею. У него над каждым служащим телекамера. Он на рейсы сажает проверяющих, которые хамят стюардессам. У него шпионят за всеми служащими, как в тоталитарном государстве. Он не хочет, чтобы у него работали, как в России. Он хочет, чтобы у него работали, как на Западе. А если его спрашиваешь, где на Западе телекамеры, он отвечает: «Я работаю с другим человеческим материалом».

– А вы?

– Да я как-то так не могу.

– Значит, у него в компании нет чужих денег? Денег Стаса?

– Никитин… просто слишком авторитарный человек. У акул не бывает хозяев.

Аня помолчала. В толстобокой сахарнице на столе она видела свое искаженное отражение: расплывшиеся в бесконечность губы и черная пена волос, переходящая в глухой ворот черного свитера.

– Мой отец действительно обманул вас?

Каменецкий смущенно пожал плечами.

– Я же не девица, Анна Семеновна. Раз попался, значит, сам виноват. В России другой логики нет.

– У меня к вам предложение по поводу этих долгов. Я хочу их вернуть.

Каменецкий только развел руками.

– Но ведь моя компания вам должна, – сказала Аня, – это доказано в суде, и вы можете взять или деньги, или самолеты, и любой внешний управляющий компании вправе подписать с вами договор, что он возвращает именно деньги.

– Но ведь вы – не внешний управляющий. Вы – генеральный директор, и у вас нет денег.

– Я уже не генеральный директор, – ответила Аня, – я никто. Я не менеджер и не хозяйка компании, потому что я ей стану только через шесть месяцев, а через шесть месяцев от нее мало что останется.

Реакция Каменецкого на это сообщение поразила Аню. Он кивнул каким-то своим мыслям, облегченно вздохнул и сказал:

– Ну и слава богу.

– Но я – хозяйка «Росско».

Каменецкий вопросительно на нее посмотрел.

– Через шесть месяцев. Как и в случае с «Авиарусью».

– Нет. Я хозяйка «Росско». Не как наследница, а как Анна Собинова. Когда мне исполнилось восемнадцать, отец попросил меня выдать ему генеральную доверенность и подписать несколько бумаг.

– И «Росско»…

– Не только «Росско». Фирмам, которые оформлены на меня, принадлежат сорок миллионов долларов кредиторской задолженности «Авиаруси». Я посмотрела российское арбитражное законодательство. Меня выкинули из компании как генерального директора, но я могу вернуться туда как главный кредитор.

Аня очень хорошо помнила, как отец приехал в Англию и попросил у нее доверенность на ведение дел и несколько подписей под бумагами. Это был ее день рождения, ее восемнадцать лет.

Они сидели в лобби отеля, расположенного напротив Гайд-парка, отеля, особо облюбованного русскими. Отец подарил ей какую-то брошку, такую дешевую, что даже Ане, при всей ее неискушенности, было неловко эту брошку куда-нибудь надеть, и предложил подписать несколько русских бумаг. «Хочу, чтобы у тебя была парочка своих фирм», – сказал тогда отец, и сердце Ани чуть не выпрыгнуло из груди от счастья.

– У меня нет денег выкупить ваши долги, – сказала Аня. Дайте мне их в управление, и я верну вам деньги. Идет?

Каменецкий думал долго. Очень долго. Потом медленно покачал круглой седой головой.

– Нет, Анна Семеновна.

– Почему? Вы не верите, что я… что я верну деньги?

– Напротив, Анна Семеновна. Я верю, что вы их попытаетесь вернуть. Просто вас убьют, пока вы будете это делать. И я буду ответственен за вашу смерть. Давайте сделаем наоборот. Я – получу в управление ваши долги.

Каменецкий осторожно поднялся и положил руку ей на плечо. Пальцы его слегка коснулись волос Ани. Это было совсем нестрашно и очень приятно. Его рука была тяжелой и надежной, как рука отца. Того отца, о котором Аня всегда мечтала и которого у нее никогда не было.

Потому что даже когда он позвал ее в Россию, это было не оттого, что он соскучился по дочери. Семен Собинов не предчувствовал опасности. Он просто проворачивал самую крупную в своей жизни аферу, в которой участвовали фирмы, оформленные на его дочь, – такие же липовые, как и подаренная ей брошка, и ему требовалась подпись дочери в оперативном режиме.

От Каменецого слегка пахло табаком и дорогим одеколоном, и он был весь уютный, надежный и домашний.

Аня уткнулась лицом в темный свитер под пиджаком и разрыдалась.

* * *

В ресторане «Князь Кропоткинъ» было мраморное лобби с фонтаном и швейцары в бородах и овчинных тулупах. По ту сторону стекляных дверей глядел московский морозный вечер. Перед подсвеченной мраморной лестницей ждала ее машина, и бампер в бампер к ней стоял черный, блестящий как шелк «БМВ». Даже грязь, в которую обратился выпавший давеча снег, почтительно обошла ресторан стороной и отступила к колесам автомобилей и решеткам бульвара.

Когда Аня и Каменецкий вышли из ресторана, дверца «БМВ» отворилась, и на надраенный тротуар выпрыгнул молодой человек в длинном кожаном пальто. Молодой человек проворно взбежал по ступеням, и Аня узнала Диму Мережко.

– Анна Семеновна! – с упреком сказал Дима, – не сердитесь, я вас еле нашел. Нам надо поговорить.