Аня села в отцовское кресло. Оно располагалось на возвышении, и Аня поняла, почему человек, стоявший по другую сторону стола, казался ниже человека, который сидел.
Некоторое время Аня изучала бумаги в ящиках, а потом подняла телефонную трубку и нажала на кнопку с надписью «Вика».
Секретарша вошла, улыбаясь дежурной улыбкой. Сейчас, когда мужчин не было, секретарша не так колыхала бедрами.
– У вас есть комбинация от сейфа? – спросила Аня.
– Нет. Во всей компании ее знал только Семен Аркадьевич.
Ане почему-то было страшно в этом кабинете. Каждую секунду казалось, что вот сейчас отворится дверь и войдет ее отец. Такой же бледный и холодный, как вчера.
Аня взглянула на часы.
– Мою машину ко входу, – сказала Аня, – и перенесите совет директоров на четыре тридцать. Где мои охранники?
– В столовой, – сказала секретарша, – обедают.
– Я выйду через переговорную. Не предупреждайте их, что я уехала.
Дверь отцовского «Мерседеса» была тяжелой, как люк бронетранспортера, и Бах из новых колонок звучал, как в консерватории. Было странно ехать и думать, что если бы отец не затеял менять аудиосистему, он был бы жив.
Было странно ехать в аэропорт всего через сутки после прилета.
По дороге Аня заехала в магазин. Ей надо было купить черные брюки и черный свитер, и тут выяснилась новая трудность. Во-первых, в магазине не принимали ее «Визу». Во-вторых, Аня вспомнила, что у нее на карточке довольно мало денег, а деньги из сейфа на даче она взять даже как-то не подумала.
Приемная генерального директора аэропорта «Международный» была сделана по последнему писку моды времен Московской Олимпиады. За длинной конторкой трудились сразу четыре секретарши. Дверь кабинета была отделана светлым деревом.
– Вы к кому? – спросила одна из секретарш.
– К Каменецкому.
– Вам назначено?
– Скажите, что приехал генеральный директор компании «Авиарусь».
Секретарша очень внимательно оглядела Аню, потом поднялась из-за конторки и скрылась в двери кабинета. Она вернулась через минуту.
– Прошу, – сказала она.
Эдуард Каменецкий сидел в кабинете за длинным столом черного дерева. Каменецкому было лет шестьдесят, он был большой и удобный, и напоминал надувного мишку с седой шерсткой на голове и внимательными серыми глазами. Завидев Аню, он поспешно полез ей навстречу, запутался в ножках руководящего кресла и чуть не упал.
– Анна Семеновна Собинова, – сказала Аня.
Каменецкий открыл рот и закрыл его.
– Понятно, – сказал Каменецкий. – Мои соболезнования… А… э… кто вас назначил гендиректором?
– Я – владелец контрольного пакета, – ответила Аня.
Каменецкий нерешительно хлопал глазами.
– И что же вас привело ко мне?
– У моего отца было много кредиторов, но только вы судились с ним. Вы проиграли и были очень недовольны. А вчера его убили.
Каменецкий помолчал. Аня смотрела на его седые волосы и широкое лицо, источенное морщинами, как старый комод – жуком-древоточцем, и думала, что ее отец уже никогда не поседеет. И у него никогда не будет столько морщин.
– Анечка, у вас… какой-то странный акцент. Вы…
– Последние годы я провела в Англии, – сказала Аня, – и я получила master of arts по экономике. Так что я знаю, кто такие кредиторы и что такое арбитраж.
– А, – сказал Каменецкий, – да, master of arts – это серьезно. Хотите чаю?
Чай был заварен и принесен хорошенькой секретаршей, и к чаю явились русские шоколадные конфеты и восхитительный зефир.
– Да, так насчет арбитража, – сказал Каменецкий, – я действительно судился с вашим отцом и действительно имел к нему претензии. Понимаете, он поссорился со своим аэропортом и попросился летать из нашего. Так как за Собиновым водится эта привычка – не платить, мы составили договор. В договоре было сказано, что Собинов рассчитывается с нами ежемесячно, а если он этого не делает, то мы можем забрать у него самолеты. Четыре Ту-154 и один Ил-96. «Ил» тянул на десятку, а «тушки» были старенькие, два-три миллиона долларов каждая. Это вполне перекрывало стоимость обслуживания «Авиаруси». Я подписал договор. Он не рассчитался.
– Но вы забрали самолеты?
– Видите ли, Анечка, с точки зрения авиакомпании, самолет – это то, что летает и перевозит груз. Или пассажиров. А с точки зрения юристов, самолет – это то, на чем имеется бортовой номер, номер двигателя, ну и еще парочка цифр. Собинов взял отданные в залог самолеты и содрал с них все, что можно. Все запчасти. От двигателей до стоек шасси. То, что осталось, он поставил к стеночке и сказал: «Забирайте». По моим прикидкам, только ремонт «Ила» обошелся бы нам в восемь миллионов долларов. Я обратился в суд и проиграл. В договоре указан борт номер такой-то? Да. Борт номер такой-то вам отдают? Да. Чего вы еще хотите? Формальный суд я проиграл, неформально мне обращаться… не хотелось. Знаете, тягаться с человеком, за которым стоит Стас, себе дороже. Так что Собинов полетал из нашего аэропорта полгодика даром, а на съэкономленные деньги купил себе, говорят, яхту.
– Кто такой Стас? – спросила Аня.
– А вы еще не встречались?
– Нет, – быстро произнесла она.
– И не советую. Лучше езжайте в свою Англию и получите там очередную степень. Вы ведь, наверное, отличница?
– Кто такой Стас? – спросила Аня. – Вам… угрожали? После арбитража?
– Нет, – ответил Каменецкий, – мне не угрожали. Когда собираются стрелять, никогда не угрожают. У вашего отца убили двух партнеров, и, насколько я знаю, им никто перед этим не угрожал.
Аня помолчала.
– Бизнес моего отца купила компания SkyGate. Кто это такие?